Развернутое пояснение
Feb. 29th, 2008 05:57 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
granata"На заре коммунистического общества верили, что уже через несколько поколений социальная норма станет стабильным показателем человечества, а уродства, аномалии, отклонения тихо угаснут в коммунах. Почему же этого не произошло? Почему у нормальных, стандартных горожан рождаются дети с заячьей губой и синдромом Дауна, левши, гомосексуалы и сиамские близнецы? А еще — дети, умеющие взглядом двигать предметы и разжигать огонь, генерировать электроэнергию, вступать в ментальный контакт и материализовать живые существа, летать и сочинять стихи?!
И почему общество упорно разрабатывает все новые сертификационные технологии, позволяющие выявить малейшее отклонение от социальной нормы? Почему оно готово отказывать себе во всем, начиная с мелких материальных благ и заканчивая тем, что входит в понятие (меня уже передергивает от этого слова) «прогресс»? — только ради того, чтоб оградить себя от них, не таких, аномальных, нестандартных… от коммунистов?!"
«Коммуна», Яна Дубинянская
Очень тяжело бывает иногда озвучивать вещи, понятные тебе самому не только интуитивно, но как бы по определению.
Для меня все, опубликованное в «РФ», делится на три или даже четыре части (есть и опубликованные в "РФ тексты, которые я не читала - пятая категория :)).
Первая – это действительно отличные с моей точки зрения произведения. За которые не может быть стыдно ни при каких обстоятельствах, произведения, соответствующее самым высоким стандартам литературы. В прошлом году «РФ» опубликовала две такие вещи. Это «По ту сторону джера» Анны Китаевой и рассказ Николайцева Тимофея «Живота своего».
Далее идут хорошие, качественные, хорошо сделанные – да как угодно назовите - рассказы, например, «Книгоноша» Ники Батхен, или «Железный хромец» Ляха, раз уж мы беседуем о шорт-листе «Портала». "РФ" живет за счет таких текстов и, смею надеяться, мы напечатали их довольно много.
Следующая ступень – это как раз вещи, подобные «Коммуне» Яны Дубинянской.
Про себя я называю такие «проходными». Их можно было публиковать, а можно было отклонить – никто ничего бы не потерял. Это вещи одного дня, их читаешь и через месяц не в состоянии вспомнить, о чем же там говорилось. Мне пришлось сегодня «Коммуну» перечитать, чтобы обосновать свою точку зрения. Радости мне это не прибавило, но Ираклий обиделся за журнал и считает, что я поступаю непорядочно, высказывая – да, Ираклий – свое собственное мнение. Между прочим, хочу напомнить, что я имею на это полное право. Так называемая «корпоративная этика» меня и раньше не слишком связывала, а уж теперь и подавно. Но если ты считаешь, что я собираюсь устроить какую-то склоку, то ты глубоко ошибаешься. Разговор о достоинствах или недостатках какого-то литературного произведения – даже опубликованного в нашей драгоценной «Реальности фантастики» - не может быть табуирован, уж извини. На этом я буду настаивать.
Итак, «Коммуна». Уже название вызывает нехорошие предчувствия. Я вообще не одобряю попыток спекулировать на каких-то понятиях, вызывающих у читателей устойчивые ассоциации. Неважно, что речь в повести идет совсем о других «коммунистах», и «коммуны» там тоже специфические, скорее, от слова «коммуналка». Автор активно подменяет понятия, заставляя читателя внутренне вздрагивать каждый раз, встречая в тексте «коммунистическое общество» или «коммунистов» - и поддерживая таким образом интерес к «интриге», которой на самом деле не существует.
Дело в том, что своей «остросоциальной» повестью автор предостерегает читателя от опасности, надуманной целиком и полностью, не существующей даже в проекте или проекции. Всё это построение – с трехступенчатой поголовной сертификацией населения, с расслоением общества на «коммунистов» и «обывалов», с последующей стагнацией человечества, полной остановкой прогресса и другими социальными бедствиями – абсолютно искусственно, не имеет под собой каких-либо оснований и предпосылок, не является сколько-нибудь существенной проблемой. Оно абсолютно умозрительно. С ним можно ознакомиться на досуге, оценивая причудливую игру авторского воображения, хорошо провести время в метро – и благополучно забыть через день за ненадобностью. Оно не актуально.
«Коммунисты» презирают «обывалов», «обывалы» боятся и презирают «коммунистов», парижане умудрились сохранить общество смешанным, одновременно боясь показаться «коммунистами» и отказываясь называться «обывалами»...
В коммунисты записывают всех, имеющих какие-либо мутации (три ха-ха! Сумчатая девушка, привет тебе и твоему ребенку-зверенышу), отклонения в физическом плане – например, сиамских близнецов, людей с волчьей пастью или имеющих «хвостик», а также обладающих паранормальными способностями. Обладающих поэтическим талантом, но нормальных во всех других отношениях – тоже определяют в коммуну. Этакая сборная солянка, без какой либо логики, без какого-либо внятного обоснования. Самоубийственный для любого общества посыл. Отсюда – естественный вывод: общество, активно избавляющееся от людей творческих, эксцентричных, способных на вызов и творческий прорыв с одной стороны, и вызывающих жалость, взывающих к милосердию с другой – обречено на стагнацию, скуку и застой и дергадацию. Вывод закономерный и банальный до оскомины.
Еще одно столь же банальное «открытие», с которым автор знакомит читателя, и который с ужасом делают герои повести – это то, что все «коммунисты» появляются именно в семьях «обывалов»! Главный герой Николай, который сертифицирован в «коммунисты» уже будучи абсолютно взрослым, рассуждает: «Абсолютное, подавляющее большинство коммунистов рождаются в семьях социальной нормы. Дети обывалов. Наши дети. И даже мы сами.»
И Николай не понимает, зачем же разлучать детей и родителей, зачем отделять «коммунистов» от нормальных людей? Я тоже не понимаю. Кто понял – расскажите мне.
В чем же высший смысл происходящего в описанном обществе?
Вероятно, оно добивается самоуничтожения любой ценой. Жаль, что автор этого не понимает, и преподносит нам в финале якобы надежду на лучшее.
Всех этих «коммунистов» содержат «обывалы». С экономической точки зрения это вообще мрак. Коммунистов селят отдельно в некие резервации, ограничивают в контактах с людьми социальной нормы – в попытке «обывалов» защитить? – но это никоим образом не помогает и не работает. Та же Жанна в финальной сцене легко и непринужденно воздействует на жену Николая Эмму, чтобы без помех поговорить с его сыном.
Жанна, главная героиня – этакая до предела раскованная гурманка, тратит на свое «отклонение» бешеные деньги – непонятно, как ей пособия хватает, снобка, существо без принципов и каких-либо моральных норм. Она зомбирует людей налево и направо, подчиняя своей воле и заставляя их выполнять свои капризы – не только кулинарные, но и любые, какие вздумается. При этом она стабильно чувствует себя жертвой. Но никакого сочувствия у меня лично она не вызывает.
Да ладно, выискивать логические недоделки в повести мне уже надоело.
Вероятно, номинационное жюри «Портала» увидело в этой повести какие-то достоинства, которых не заметила я.
Я могу перечислить, что я заметила, и почему не высказывалась против публикации этой повести. Она живо, легко и грамотно написана. Местами остроумно. Не скучно. Она заставляет читателя подумать, почему же после её прочтения остается такое острое чувство неудовлетворенности и обмана?! Это тоже достоинство своего рода, разве нет?
Но её появление в шорт-листе литературной премии, обещающей нам награждение исключительно выхокохудожественных текстов, мне категорически непонятно.
Я готова признать, что с характеристикой "халтура" я погорячилась. Со мной это бывает. Не халтура, скорее это литературная поделка, которой тоже есть определенное место на полочке. Но далеко не на самой высокой.
И почему общество упорно разрабатывает все новые сертификационные технологии, позволяющие выявить малейшее отклонение от социальной нормы? Почему оно готово отказывать себе во всем, начиная с мелких материальных благ и заканчивая тем, что входит в понятие (меня уже передергивает от этого слова) «прогресс»? — только ради того, чтоб оградить себя от них, не таких, аномальных, нестандартных… от коммунистов?!"
«Коммуна», Яна Дубинянская
Очень тяжело бывает иногда озвучивать вещи, понятные тебе самому не только интуитивно, но как бы по определению.
Для меня все, опубликованное в «РФ», делится на три или даже четыре части (есть и опубликованные в "РФ тексты, которые я не читала - пятая категория :)).
Первая – это действительно отличные с моей точки зрения произведения. За которые не может быть стыдно ни при каких обстоятельствах, произведения, соответствующее самым высоким стандартам литературы. В прошлом году «РФ» опубликовала две такие вещи. Это «По ту сторону джера» Анны Китаевой и рассказ Николайцева Тимофея «Живота своего».
Далее идут хорошие, качественные, хорошо сделанные – да как угодно назовите - рассказы, например, «Книгоноша» Ники Батхен, или «Железный хромец» Ляха, раз уж мы беседуем о шорт-листе «Портала». "РФ" живет за счет таких текстов и, смею надеяться, мы напечатали их довольно много.
Следующая ступень – это как раз вещи, подобные «Коммуне» Яны Дубинянской.
Про себя я называю такие «проходными». Их можно было публиковать, а можно было отклонить – никто ничего бы не потерял. Это вещи одного дня, их читаешь и через месяц не в состоянии вспомнить, о чем же там говорилось. Мне пришлось сегодня «Коммуну» перечитать, чтобы обосновать свою точку зрения. Радости мне это не прибавило, но Ираклий обиделся за журнал и считает, что я поступаю непорядочно, высказывая – да, Ираклий – свое собственное мнение. Между прочим, хочу напомнить, что я имею на это полное право. Так называемая «корпоративная этика» меня и раньше не слишком связывала, а уж теперь и подавно. Но если ты считаешь, что я собираюсь устроить какую-то склоку, то ты глубоко ошибаешься. Разговор о достоинствах или недостатках какого-то литературного произведения – даже опубликованного в нашей драгоценной «Реальности фантастики» - не может быть табуирован, уж извини. На этом я буду настаивать.
Итак, «Коммуна». Уже название вызывает нехорошие предчувствия. Я вообще не одобряю попыток спекулировать на каких-то понятиях, вызывающих у читателей устойчивые ассоциации. Неважно, что речь в повести идет совсем о других «коммунистах», и «коммуны» там тоже специфические, скорее, от слова «коммуналка». Автор активно подменяет понятия, заставляя читателя внутренне вздрагивать каждый раз, встречая в тексте «коммунистическое общество» или «коммунистов» - и поддерживая таким образом интерес к «интриге», которой на самом деле не существует.
Дело в том, что своей «остросоциальной» повестью автор предостерегает читателя от опасности, надуманной целиком и полностью, не существующей даже в проекте или проекции. Всё это построение – с трехступенчатой поголовной сертификацией населения, с расслоением общества на «коммунистов» и «обывалов», с последующей стагнацией человечества, полной остановкой прогресса и другими социальными бедствиями – абсолютно искусственно, не имеет под собой каких-либо оснований и предпосылок, не является сколько-нибудь существенной проблемой. Оно абсолютно умозрительно. С ним можно ознакомиться на досуге, оценивая причудливую игру авторского воображения, хорошо провести время в метро – и благополучно забыть через день за ненадобностью. Оно не актуально.
«Коммунисты» презирают «обывалов», «обывалы» боятся и презирают «коммунистов», парижане умудрились сохранить общество смешанным, одновременно боясь показаться «коммунистами» и отказываясь называться «обывалами»...
В коммунисты записывают всех, имеющих какие-либо мутации (три ха-ха! Сумчатая девушка, привет тебе и твоему ребенку-зверенышу), отклонения в физическом плане – например, сиамских близнецов, людей с волчьей пастью или имеющих «хвостик», а также обладающих паранормальными способностями. Обладающих поэтическим талантом, но нормальных во всех других отношениях – тоже определяют в коммуну. Этакая сборная солянка, без какой либо логики, без какого-либо внятного обоснования. Самоубийственный для любого общества посыл. Отсюда – естественный вывод: общество, активно избавляющееся от людей творческих, эксцентричных, способных на вызов и творческий прорыв с одной стороны, и вызывающих жалость, взывающих к милосердию с другой – обречено на стагнацию, скуку и застой и дергадацию. Вывод закономерный и банальный до оскомины.
Еще одно столь же банальное «открытие», с которым автор знакомит читателя, и который с ужасом делают герои повести – это то, что все «коммунисты» появляются именно в семьях «обывалов»! Главный герой Николай, который сертифицирован в «коммунисты» уже будучи абсолютно взрослым, рассуждает: «Абсолютное, подавляющее большинство коммунистов рождаются в семьях социальной нормы. Дети обывалов. Наши дети. И даже мы сами.»
И Николай не понимает, зачем же разлучать детей и родителей, зачем отделять «коммунистов» от нормальных людей? Я тоже не понимаю. Кто понял – расскажите мне.
В чем же высший смысл происходящего в описанном обществе?
Вероятно, оно добивается самоуничтожения любой ценой. Жаль, что автор этого не понимает, и преподносит нам в финале якобы надежду на лучшее.
Всех этих «коммунистов» содержат «обывалы». С экономической точки зрения это вообще мрак. Коммунистов селят отдельно в некие резервации, ограничивают в контактах с людьми социальной нормы – в попытке «обывалов» защитить? – но это никоим образом не помогает и не работает. Та же Жанна в финальной сцене легко и непринужденно воздействует на жену Николая Эмму, чтобы без помех поговорить с его сыном.
Жанна, главная героиня – этакая до предела раскованная гурманка, тратит на свое «отклонение» бешеные деньги – непонятно, как ей пособия хватает, снобка, существо без принципов и каких-либо моральных норм. Она зомбирует людей налево и направо, подчиняя своей воле и заставляя их выполнять свои капризы – не только кулинарные, но и любые, какие вздумается. При этом она стабильно чувствует себя жертвой. Но никакого сочувствия у меня лично она не вызывает.
Да ладно, выискивать логические недоделки в повести мне уже надоело.
Вероятно, номинационное жюри «Портала» увидело в этой повести какие-то достоинства, которых не заметила я.
Я могу перечислить, что я заметила, и почему не высказывалась против публикации этой повести. Она живо, легко и грамотно написана. Местами остроумно. Не скучно. Она заставляет читателя подумать, почему же после её прочтения остается такое острое чувство неудовлетворенности и обмана?! Это тоже достоинство своего рода, разве нет?
Но её появление в шорт-листе литературной премии, обещающей нам награждение исключительно выхокохудожественных текстов, мне категорически непонятно.
Я готова признать, что с характеристикой "халтура" я погорячилась. Со мной это бывает. Не халтура, скорее это литературная поделка, которой тоже есть определенное место на полочке. Но далеко не на самой высокой.
